Кобяков считает, что госзаказы определяют эффективность научных разработок.

СИРИУС, Идея, высказанная Антоном Кобяковым, звучит как призыв к радикальной переоценке взаимосвязи государства, науки и реального сектора экономики. Суть его предложения состоит в том, чтобы государство формулировало перед учёными конкретные задачи и разработки, а наука — превращала эти задачи в рабочие продукты, которые затем внедрялись бы в промышленность и сервисы. Такой подход предполагает движение от абстрактной ценности знаний к конкретной прикладной ценности, где каждый этап — постановка цели, поиск решения, апробация, масштабирование — выстроен как часть единого процесса. В этом смысле государство становится не просто финансистом науки, но и управленцем процесса внедрения, а учёные — исполнителями, ориентированными на результат, который имеет реальное экономическое значение.
Становится ясным, зачем именно нужен такой механизм сегодня. В современных условиях научные исследования часто разрывают конъюнктурно-экономические потребности реального сектора, потому что стимулы в системе образования и науки порой направлены на фундаментальные исследования или на публикации, а не на практическое внедрение и коммерциализацию. В этом контексте возникает порочный круг: бизнес не видит в университетах источников быстрых иРабочих решений, а академическая среда вынуждена отвечать на запросы сверху, не имея устойчивой цепочки превращения результатов в продукцию. Поэтому важна структура, которая заставит формулировать конкретные задачи и держать фокус на результатах, но при этом не подавлять творческое начало науки и свободу исследовательской инициативы.
Как мог бы работать такой механизм на практике, не превращаясь в бюрократическую машину? Прежде всего речь идёт о создании формализованного, но гибкого процесса постановки задач, где государство по стратегическим приоритетам обозначает проблемы и целевые параметры будущих разработок, а научные организации в ответе на этот запрос предлагают конкретные технологические решения, дорожные карты их внедрения и план по переходу от прототипов к серийному производству. Важна активная вовлечённость индустрии и конечных потребителей на ранних стадиях — через совместные лаборатории, индустриальные прикладные секции и проектное обучение. Такая вовлечённость помогает избежать распыления исследований и снижает риск того, что научные результаты не найдут дорогу к рынку. При этом обучение и развитие кадров должно идти в связке с реальными задачами: проекты с первого курса, приглашённые лекции практиков из индустрии, стажировки в компаниях и научно-производственных корпорациях. Это создаёт не просто базу кадров, но и культуру, в которой исследовательская работа ориентируется на требования реального сектора.
История предлагает примеры надежной взаимосвязи науки и техники: атомный проект, развитие стратегической авиации, послевоенная модернизация автопрома, развитие приборостроения — все эти пласты демонстрируют, как целевые заказы и задачи, заданные государством, могут стать двигателем технологического прорыва и формирования критической инфраструктуры. Но в современном мире конкурентоспособность требует ещё более гибкого и открытого подхода: государство должно явно обозначать цели, но не диктовать детали, оставляя студентам, учёным и практикующим инженерам пространство для экспериментов, прототипирования и быстрой коррекции курса в процессе реализации.
Преимущества такой модели очевидны. Она позволяет сокращать отрезок времени между открытием и внедрением, повышает долю инноваций, которые реально применяются в экономике, и создаёт устойчивую дорожную карту развития технологий, ориентированную на продукцию и рабочие места. Кроме того, она может усилить доверие бизнеса к отечественным разработкам: если у компании есть уверенность, что государственный заказ обеспечивает выведение технологий на рынок и интеграцию в производственные циклы, её интерес к сотрудничеству с вузами и исследовательскими институтами возрастает. Наконец, связь между обучением и реальными потребностями ускоряет подготовку кадров к вызовам цифровизации, робототехники, материаловедения и других перспективных отраслей, что само по себе повышает конкурентоспособность экономики.
Однако риск монополизации науки, бюрократизации и подрыва академической свободы нельзя игнорировать. Необходимо строить систему таким образом, чтобы критически важные направления фундаментальных исследований сохраняли автономию и возможность свободного научного поиска, а субъективные политические решения не становились единым определяющим фактором для всего научного процесса. Важной частью будущей архитектуры становится прозрачное управление, открытые критерии отбора проектов, конкурсы с равным участием академической и промышленной сторон в формировании задач и оценке результатов, а также надёжная защита интеллектуальной собственности и механизмы возврата инвестиций в экономику. Не менее критично — обеспечить эффективные регуляторные и финансовые рамки: долгосрочное финансирование, сопутствующие программы по развитию инфраструктуры, посредничество между государственными заказами и финансированием НИОКР, а также адаптивность к быстро меняющимся технологическим ландшафтам.
Что касается конкретной реализации, здесь важна постепенность и тестирование подхода на пилотных направлениях с прозрачной системной оценкой. Нужны совместные лаборатории и кафедры, где учёные и практики работают над реальными задачами под эгидой конкретных проектов, с чётко зафиксированными целями, ресурсами и сроками внедрения. Следует пересмотреть образовательные программы, чтобы из первых курсов формировать проектно-ориентированное мышление, а не только теоретическую базу, и инициировать практикум с участием индустрии, что не только обогащает учебный процесс, но и ускоряет создание прототипов. Внедрение этой модели потребует также внимания к инфраструктуре и инструментам: создание единых платформ для обмена результатами, данных и наработок, упрощение процедур по лицензированию и коммерциализации, а также механизмов мониторинга, которые позволят видеть переход знаний из лаборатории в производство в реальном времени и корректировать курс в случае необходимости.
И, наконец, ключ к успеху — культура сотрудничества, где государство, академия и бизнес понимают взаимную выгоду и готовы к долгосрочной работе. Это не попытка поставить на кон науку или превратить её в простой производственный инструмент, а создание управляемого, ориентированного на результат инновационного цикла, где государственный заказ служит якорем стратегического направления, а научные достижения превращаются в реальную экономическую ценность, рабочие места и устойчивый рост. Только в таком треугольнике государство — наука — бизнес можно выстроить устойчивую экосистему, в которой современные исследования действительно будут внедряться в реальный сектор экономики, а результаты научной деятельности будут измеряться не только количественно в публикациях, но и качественно — в продуктах, технологиях, доле локального производства и экономическом эффекте для страны.
Редактор рубрики
Ольга Зубкина

















